Но все же никакая неодушевленная матрица не способна передать чувства, свойственные живому организму, в жилах которого течет кровь, слышится мерное биение сердца, откликающегося на чувства себе подобного. Так что же еще по силам человеку, ворочающему космосом с легкостью воздушного шара? Каким ему видится будущее землян?

Помочь разобраться в этом нашему корреспонденту накануне Дня науки согласился врио Председателя Дагестанского научного центра Российской академии наук (ДНЦ РАН), член-корреспондент РАН, доктор физико-математических наук, профессор Акай МУРТАЗАЕВ (на снимке).

– Акай Курбанович, ученые часто говорят о вещах, малопонятных широкому кругу читателей, например, о нанотехнологиях. А уже сегодня они стремительно меняют мир…

– Да, сегодня уже никого не удивишь бытовым набором наномоек, нанотканей, нанозаправок. И современный человек так лихо оперирует сложной терминологией, причем в самой глубинке, высоко в горах, что не устаешь удивляться невиданной информатизации, многообразию коммуникативных средств, их освоению людьми самого разного возраста – от младенца до зрелого человека. Но в этом и есть суть самой науки, меняющей психологию, мышление человека на разных этапах развития, обогащающей внутренний мир, его природу, естество. Вот, например, археолог с мировым именем, наш земляк Хизри Амирханов, до недавнего времени возглавлявший ДНЦ РАН, совершил открытие, равное сенсационному. Его раскопки на территории Акушинского района дали возможность реконструировать на основе материалов географические условия, флору, фауну и в целом ландшафты Северо-Восточного Кавказа на протяжении примерно от более двух миллионов до восьмисот тысяч лет назад, заставив пересмотреть традиционные научные теории и раскрывая все новые факты в развитии человечества.

И так можно сказать о каждом руководителе ДНЦ РАН, в разные годы возглавлявших его.

Ныне у нас девять институтов, существующих как самостоятельные юридические лица, подчиняющиеся Федеральному агентству научных организаций (ФАНО). Сам ДНЦ РАН является структурным подразделением ФАНО.

– По этому поводу, помнится, возникало немало дискуссий в научном сообществе. Ученые обвиняли чиновников в желании завладеть имуществом, землей академических институтов. Собственно и сегодня этот вопрос остается открытым.

– Наверное, все же ученые сумели убедить Президента РФ в необходимости моратория на изъятие имущества и земель академии. Теперь Правительство планирует, объединив институты, создать крупный научный центр, вернувшись к дореформенной системе существования РАН, создав аналоги филиалов Академии наук СССР, куда входили бы все институты. И это закономерность и объективная реальность, что создает возможность работать научному сообществу, не переживая за то, что все созданное руками ученых-подвижников может оказаться в руках дельцов, коммерсантов, торгующих национальным ­достоянием.

– Наверное, стоит поговорить и о том, что фундаментальные исследования успешно проводятся, а прикладная наука оказывается невостребованной. Почему? И что, с вашей точки зрения, необходимо сделать, чтобы изменить существующее положение?

– Если я не ошибаюсь, в Советском Союзе существовало около 2500 прикладных научно-исследовательских институтов, сейчас их практически нет. Вот как раз эти институты и были тем инструментом, который использовался для внедрения результатов фундаментальных исследований, и являлись связующим звеном между предприятием и наукой. К сожалению, решение этого вопроса по сей день практически никто не взял на себя. Заставить Академию наук заниматься внедрением своих же разработок – дело неблагодарное. Академия наук создана и направлена на проведение фундаментальных исследований. Как говорится, богу богово, кесарю кесарево.

Есть определенный порядок вещей, и он должен соблюдаться. Ведь, как известно, исследования, разработка, внедрение – основополагающие составные любой науки. И все замыкается на промежуточном звене – внедрении, поскольку это дело дорогостоящее, хлопотное. Необходимы структура, подразделение (называйте как хотите), которые и занимались бы внедренческой деятельностью. И я, например, создал в Институте физики технопарк. Но процедура создания, открытия и его функционирования, привлечения туда средств – дело настолько сложное, что преодолеть его практически невозможно, не нарушая закон.

Конкретный пример, чтобы вы понимали. Каспийский завод листового стекла в сутки выпускает около 600 тонн стекла. И на складах этот товар не залеживается, уходит прямо с конвейера. Это оконное стекло, добротное, качественное. В Институте физики есть технологии напыления на стекло нанопленок, например, оксида цинка. После этого стекло остается прозрачным, комфортным и, что самое главное, позволяет уменьшить потери тепла через окно. Это основной источник энергопотерь из помещений в зимний период. Если же пользоваться стеклом, обработанным по этой технологии, потери сокращаются до 90 процентов. Возникает эффект «теплового зеркала». В прошлом году Институт физики выиграл грант Главы РД на разработку этой технологии. На данный момент технология полностью готова к применению.

– Производство такого стекла – дело, наверное, дорогостоящее?

– Если обычное стекло стоит около 200 рублей за квадратный метр, то стекло с таким покрытием обойдется примерно в два раза дороже. Скажем так, в ближайшей округе такого производства нет. И строители, бизнес-структуры заинтересованы в выпуске такой продукции. У нас ведь в республике строительный бум. Так что же? Мы выполнили ряд экспериментов и выяснили, что напыление прекрасно ложится на выпускаемое стекло, завод готов с нами сотрудничать, и мы договорились, что они поставляют нам свое стекло, мы напыляем, и завод его реализует. Мы договорились о поставке оборудования, постройке производственных корпусов на территории Института физики, создавая таким образом мини- производство в рамках технопарка, чтобы перевести производство из опытного в массовое. Территория есть, инфраструктура есть, кадры есть. Но бесконечное количество проволочек, законодательных требований создает непреодолимые препятствия.

Мы можем выпускать и декоративное архитектурное стекло, более ста образцов лежат в нашем институте. И это стекло в разы дешевле зарубежных аналогов. Но на формальности уходит так много времени. Пленки и покрытия на основе оксида цинка технологичны, экономически выгодны. Их использование как раз и есть та самая нанотехнология, которую можно широко применять в производстве. Это один из многих примеров прикладной разработки – прибыльной, эффективной, но трудновыполнимой.

– Помнится, у нас существовал полигон «Солнце». Хорошая была идея с солнечными батареями и множеством других проектов. Что с ним произошло?

– Этот полигон непосредственно связан с Институтом проблем геотермии ДНЦ РАН. Сегодня научные центры находятся в процессе реструктуризации, есть поручения главы государства, постановления Правительства РФ об объединении всех институтов в различные формы федеральных научных центров, и этот процесс запущен. По всей России в разных регионах создано уже 24 центра. И наши восемь институтов и центр планируют объединиться. Создается Дагестанский федеральный исследовательский центр, который должен будет способствовать более эффективной работе всех институтов.

А Институт проблем геотермии ДНЦ РАН планируется присоединить к Московскому институту высоких температур, где руководителем был знаменитый академик Фортов. Существуют планы и по восстановлению полигона «Солнце».

– Каждый институт – особый мир, традиции…

– Да, это так, например, Институт истории, археологии, этнографии – старейший, работающий, нужный для нашего региона. У нас ведь вся республика – один музей под открытым небом. Та же древнейшая стоянка в Акушинском районе. Там обязательно надо строить археологическую базу, создавать необходимую инфраструктуру, чтобы туда могли приезжать и работать ученые из других регионов и стран. Заодно проложить туристический маршрут, включить все это в туристический кластер, выполнив весь комплекс необходимых мероприятий. Согласитесь, сколько туристов мечтают посмотреть древние памятники, сохранившиеся постройки, крепости по всему Дагестану. И одними гостевыми домами здесь не обойтись. Нужны добротные кемпинги, гостиницы, условия для избалованного туриста. Дагестанским ученым есть что показать и рассказать, скопилось много сведений, исторических документов, представляющих ценность для мирового сообщества. А сколько трудов написано учеными этого института по истории Дагестана! Чего только стоит систематизированная четырехтомная история Дагестана!

Другой институт – языка и литературы. Его корни уходят в 20-е годы. Это комплексный гуманитарный научный центр, ориентированный на выработку научных основ литературоведения, фольклористики, языкознания. И говоря, например, о привлекательности Дагестана для ученых и туристов, нельзя забывать о важной составляющей этой привлекательности – многоязычии народов Дагестана. Этот институт – основной центр изучения, развития, распространения и сохранения дагестанских языков.

Институт геологии занимается изучением геологического строения, геодинамики и закономерностей размещения полезных ископаемых в нашем регионе. Важной частью исследований института является комплекс проблем, связанных с сейсмической активностью Восточного Кавказа и акватории Каспия. Для республики ценной является работа института по изучению размещения на территории Дагестана полезных ископаемых различного типа (нефть, газ, подземные воды, рудное и нерудное сырье). В этом плане у института большой и еще нереализованный потенциал. Но это уже вопрос к органам государственной власти и различным министерствам и ведомствам. Институт надо привлекать к решению всех вопросов, связанных с использованием недр. Ведь что мы хотим? С одной стороны, разрабатывать месторождения полезных ископаемых (например, медно-колчедановое месторождение Кизил-дере или Каспийский шельф), а с другой – сохранить экологию, развивать туризм и привлекать туристов. Это два вида деятельности, которые плохо согласуются между собой. Весь комплекс проблем, возникающих в этом случае, может быть научно обоснован только с помощью Института геологии.

– А Прикаспийский институт биологических ресурсов?

– Мы живем на берегу моря, но как-то забываем об институте, который занимается изучением биологических ресурсов прикаспийского региона. Институт успешный и состоявшийся. До недавнего времени его возглавлял член-корреспондент РАН Мажид-Расул Магомедов – известный ученый в области общей и популяционной биологии. В настоящее время руководит институтом доктор биологических наук Нухкади Рабаданов. ПИБР успешно участвует в выполнении ряда международных проектов и программ. Но и здесь приходится констатировать, что потенциал института не полностью востребован в регионе. Для меня очевидно, что в Дагестане должна быть разработана комплексная программа по изучению, сохранению и развитию биоресурсов прикаспийского региона, даже нужно создавать такую программу в федеральном масштабе. Ряд наших институтов, в том числе и ПИБР, могли бы участвовать в реализации такой программы. Это можно было бы сделать совместно с ДГУ и другими заинтересованными структурами.

– Расскажите о задачах и функциях Горного ботанического сада.

– Было бы странно, если бы в республике не было организации, занимающейся изучением флоры горных регионов. У нас это Горный ботанический сад ДНЦ РАН. Пусть это небольшой, но значимый для нас институт. Он проводит фундаментальные и прикладные исследования в области интродукции растений, изучения и сохранения генофонда природной и культурной флоры, сохранения эндемичных и редких видов растений. Имеет прекрасные экспериментальные базы в Цудахаре и Гунибе. При надлежащей организации взаимодействия республиканских структур с ГБС ДНЦ РАН была бы несомненная польза республике для научно обоснованного использования горных территорий с их очень хрупкой экосистемой.

– Мы знаем, что Институт социально-экономических исследований – не просто институт, а мозговой центр экономической политики в регионе, здесь собран уникальный коллектив ученых.

– Каждый наш институт можно охарактеризовать подобной формулировкой. Что же касается конкретно профильного подразделения, то действительно здесь собран коллектив высококлассных специалистов, прекрасно владеющих спецификой региональной экономики. В свое время институтом была разработана Стратегия социально-экономического развития региона, она была вполне жизнеспособной, но тогда ее решили модернизировать, с моей точки зрения, неудачно. Ей на смену пришли приоритетные проекты, максимально приближенные к модернизации российской экономики. И дело это оказалось трудным, хотя республика к моменту выступления премьера страны Д. Медведева на Санкт-Петербургском экономическом форуме уже три года как осваивала инновационные приоритеты.

Но еще раз повторюсь, это долгосрочная программа, которая должна быть последовательно реализована, слишком многое было вложено в этот инструментарий, предтечу новой экономической политики, частью которой является Дагестан. К сожалению, должен констатировать, что у нас не сохраняется преемственность, последовательность в той же проектной деятельности. Сколько было ожиданий по морскому торговому незамерзающему порту, туристическому кластеру и горнолыжным комплексам. И сегодня все опять надо начинать снова… По моему твердому убеждению, нельзя, чтобы политика довлела над экономикой. Необходимо больше доверять своим научным подразделениям.

Не могу не сказать и о том, что на моей родине в Акушинском районе создан прекрасный комплекс «Чиндирчеро». В свое время он был разрекламирован, и сейчас там проводится множество мероприятий районного, республиканского и российского масштаба, но и его надо развивать, чтобы он стал прибыльным и круглогодичным. А то вот в Чечне создали крупную лыжную базу, а со снегом там проблемы. А мы не ценим свое, отмахиваемся, мол, и так сойдет, говорим, что нет средств. Но не сойдет, о чем бы мы сегодня ни говорили. На авось надеяться нельзя…

Институт геологии. Институт занимается разработкой минерально-сырьевых месторождений, нерудного сырья для строительной индустрии на базе современных наукоемких энергосберегающих и высоких технологий. Что же касается нефти, то ее разработка связана с экологией Каспия, развитием курортной зоны.

Разработкой шельфа должен был заниматься «Лукойл». Наступили трудные времена, и работа была заморожена. Но это не означает, что у этого проекта нет будущего. Главное – начать. И это продуктивно. Ведь получилось же запустить завод листового стекла. Уверен, и это получится. Это скорее проблема политическая, чем экономическая. Но и мы с одной стороны, говорим об обустройстве береговой зоны для развития туризма, с другой – мечтаем о береговых нефтевышках. Хотя, если вспомнить, нефтекачка находилась даже во дворе Института физики. Безусловно, это вопрос эффективности. И там, где существуют крупные месторождения, надо работать.

– Так, может, Институту геологии стоит вернуться к поиску не морских, а «сухопутных» скважин?

– Сегодня институт плотно занимается поиском минеральных месторождений, представляющих не меньшую ценность, нерудного сырья. Если же вспомнить Кизил-дере, то тогда выяснилось, что, во-первых, транспортировка меди – дело дорогостоящее. Второе – медь не такой востребованный продукт в нашей стране, мире. Согласитесь, во всем должна быть экономическая целесообразность. И еще раз напоминаю, задача института – исследование и изучение сырьевых баз месторождений, их потенциала, проведение сейсмики. А разработка – дело правительства, федерального ли, республиканского. Хочу обратить внимание и на то, что институтом многое делается по сейсмике региона. К нам обращаются эксперты, строительные компании. Признанный авторитет в научном сообществе, институт занимается рядом фундаментальных исследований и признан как один из ведущих среди региональных институтов.

Отдельно хотелось бы остановиться на Центре этнополитических исследований. Здесь накоплен значительный опыт исследовательской, научно-организационной работы в уникальном по своему этнополитическому, этноконфессиональному составу регионе России, каким является Северный Кавказ. Это научная школа в области исследования межнациональных отношений. Я горд тем, что ДНЦ РАН сформировал и меня как ученого. Для меня важно, сохраняя преемственность научной школы, двигаться вперед, ведь наука как космос – без начала и конца…