Дата: 23.10.2018
Российская наука в постсоветское время пережила нелегкие испытания. Но если представить науку как дерево, то у него будет несколько серьезно отличающихся друг от друга ветвей. Главных ветвей три. Первая — это фундаментальная наука, сосредоточенная в основном в Академии наук. Вторая — прикладная, которая в советское время называлась отраслевой и была распределена по профильным министерствам, а в постсоветское частично разошлась по корпорациям, частично была преобразована в государственные научные центры, в основном находящиеся в ведении Министерства промышленности, частично погибла. Третья ветвь — это вузовская наука, которая в советское время за редким исключением играла во многом вспомогательный характер.
Сейчас возникла наука и за пределами остатков советской структуры — это новые центры корпоративной науки, например АО «Наука и инновации» «Росатома» и Научно-технический центр «Газпром нефти», а также научные подразделения среднего инновационного бизнеса — небольшие коллективы, которые в совокупности уже начинают играть важную роль в развитии российской науки и промышленности, оставаясь в тени общественного интереса.
Советская система была построена по-своему логично. В РАН, если иметь в виду ее естественно-научную часть, велись фундаментальные исследования, результаты которых передавались в отраслевые институты, где на их основе проводились промышленные НИР и ОКР и разработанные изделия в виде полного комплекта необходимой конструкторской и технологической документации передавались промышленности для освоения. Это хорошо видно, скажем, на примере лазеров. Как известно, их теоретические и экспериментальные основы были заложены Николаем Басовым и Александром Прохоровым в Физическом институте АН СССР, где были сделаны первые советские образцы лазерных материалов и самих лазеров. Для их дальнейшей промышленной разработки был создан специальный институт — НИИ «Полюс» в Министерстве электронной промышленности, который создавал уже промышленные образцы лазерных материалов, лазеров и разнообразных установок на их основе. Аналогичные разработки в дальнейшем начались и в других министерствах. И этот конвейер работал до самого конца советской власти.
В 2013 году по инициативе тогдашнего министра науки и образования Дмитрия Ливанова началась реформа Академии наук, встретившая активное сопротивление академического сообщества. Заметим, что проблемы прикладной науки тогда остались за пределами внимания
Мы не случайно вспомнили советскую структуру науки, потому что, хотя прошло уже четверть века, она, пусть и в сокращенном виде, все еще существует. Это не хорошо и не плохо. Это факт, с которым приходится считаться, потому что, как известно из социологии, любые социальные системы обладают большой внутренней устойчивостью и попытки преобразовать их методом кавалерийской атаки ни к чему хорошему не ведут.
В 2013 году по инициативе тогдашнего министра науки и образования Дмитрия Ливанова началась реформа Академии наук, встретившая активное сопротивление академического сообщества. Заметим, что проблемы прикладной науки тогда остались за пределами внимания. О том, что результатами этой реформы оказалось недовольно руководство страны, говорит факт отставки министра.
Но не будем описывать все перипетии прошлой реформы, обратимся к национальному проекту «Наука», разработанному для реализации целей, поставленных в майском указе президента (см. «Наука в майском указе»), который, хотя и не носит названия «реформа», имеет все ее признаки. Причем реформа эта достаточно решительная.
Мы решили обратиться к ряду ведущих научных работников и специалистов с просьбой прокомментировать выдвинутые в проекте важнейшие предложения по развитию отечественной науки и ход обсуждения проекта.
Проект «Наука» — это фактически новая реформа сферы научных исследований, которая, следует признать, готовится более основательно и рассчитана на этот раз на довольно длительный срок.
Хотя, например, по мнению заместителя генерального директора ЗАО «НИИ экономики авиастроительной промышленности» Николая Костерева,
«предлагаемый проект пока не обладает полностью признаками проекта: в нем недостаточно конкретно определены сроки и результаты, не совсем понятно ресурсное обеспечение».
Тем не менее надо отметить, что и указ президента, и работа над проектом «Наука» были в целом с удовлетворением и интересом встречены научной общественностью, поскольку в них обещано решение нескольких вопросов, которые постоянно ставились научным сообществом. В первую очередь это опережающее увеличение внутренних затрат на научные исследования по сравнению с ростом ВВП и обновление приборной базы ведущих научных организаций, а ведь именно недостаточное материальное обеспечение науки в России многие считают главной причиной ее проблем. Как сказал академик и член Президиума РАН, научный руководитель Института прикладной физики РАН Александр Литвак, важно, что руководство страны поворачивается лицом к науке с целью обеспечить ее участие в технологическом и экономическом развитии страны, а потребности науки теперь войдут в число проблем, стоящих перед федеральными органами управления».
«Важно, что руководство страны поворачивается лицом к науке с целью обеспечить ее участие в технологическом и экономическом развитии страны, а потребности науки теперь войдут в число проблем, стоящих перед федеральными органами управления»
При этом, как замечает академик Литвак, «одной из главных задач государственной научной политики должно стать возвращение доверия и уважения общества к науке, в том числе восстановление статуса научной работы как творческого процесса, а не оказания услуг, таких же, как, например, работа в парикмахерской».
Представитель бизнеса, первый заместитель генерального директора компании — национального чемпиона «Микран», ведущего разработчика СВЧ-аппаратуры в России, Валерий Кагадей, отвечая на вопрос, как можно решить одну из задач, поставленных президентом, а именно обеспечить привлекательность работы в России для ведущих отечественных и зарубежных ученых и молодых исследователей, сказал: «Для этого надо, чтобы Россия воспринималась и в самой России, и в мире как страна с высокоразвитой наукой, в которой общественный статус ученого существенно выше статуса чиновника». Что, собственно, должно означать полное выполнение и даже перевыполнение указа президента.
Отвечая на тот же вопрос, Александр Литвак отметил, что «научная работа должна быть привлекательна не только для ведущих ученых, но для всех ее исполнителей. Прогресс современной науки не может быть обеспечен только деятельностью ведущих ученых, сегодня это, как правило, результат работы коллективов квалифицированных исследователей, инженеров и техников».
При этом многие из наших респондентов указывают на недостаточное, по их мнению, вовлечение научной общественности в обсуждение проекта. Так, заведующий отделом Математического института имени В. А. Стеклова РАН академик РАН Алексей Паршин отмечает, что «паспорт проекта “Наука” не успели широко обсудить. Но, на мой взгляд, предлагаемые в имеющихся документах меры требуют существенной проработки и дополнений. И прежде всего широкого обсуждения в отделениях РАН».
Об этом же говорит и Александр Литвак: «Ясно, что принятию такого важного документа, как паспорт проекта, должно предшествовать общественное обсуждение. Должен быть твердо установлен и конкурсный характер принятия всех инфраструктурных решений, касающихся проектов “мегасайенс”».
Многие при этом обратили внимание на слова вице-президента РАН академика Алексея Хохлова, работающего над проектом «Наука» вместе с представителями Министерства науки и высшего образования, который в одном из своих интервью признал: «Пока министерство предпочитает привлекать к разработке национального проекта “Наука” преимущественно чиновников».
Директор департамента стратегии и методологии управления созданием научно-технического задела НИЦ «Институт имени Н. Е. Жуковского» Владислав Клочковсчитает, что «из проекта неясно, как предусмотренное им создание выдающихся научных центров и завоевание высоких мест в мировых рейтингах способствует решению задач российской экономики и национальной безопасности, ответу на большие вызовы, обозначенные в Стратегии научно-технологического развития Российской Федерации (СНТР)». По мнению Владислава Клочкова, «к сожалению, прикладная наука оказалась за границами интересов авторов проекта. В то время как необходимо выстроить целостную национальную научно-инновационную систему, которая включает в себя и фундаментальную науку, и поисковую, и прикладную».
С этим согласен и Александр Литвак: «Пока национальный проект “Наука” по своему содержанию в основном ориентирован на деятельность институтов РАН и университетов».
По мнению заведующего кафедрой химической технологии и новых материалов химфака МГУ, генерального директора компании — национального чемпиона НПО «Унихимтек» и Института новых углеродных материалов и технологий Виктора Авдеева, причина этого «в ведомственной разобщенности науки: за фундаментальную отвечают РАН и Миннауки и высшего образования, а за прикладную — Минпромторговли и отраслевые министерства».
Владислав Клочков и другие респонденты в связи с этим напоминают о советском опыте координации всех научных исследований, которые велись в стране, Госкомитетом по науке и технике и предлагают воспользоваться этим опытом.
«Ясно, что принятию такого важного документа, как паспорт проекта, должно предшествовать общественное обсуждение. Должен быть твердо установлен и конкурсный характер принятия всех инфраструктурных решений, касающихся проектов “мегасайенс”»
Справедливости ради надо отметить, что в паспорте проекта «Наука» предусмотрено создание 14 центров компетенций Национальной технологической инициативы (НТИ), обеспечивающих формирование инновационных решений в области «сквозных» технологий, — то есть центров прикладных исследований. Возможно, наши респонденты не обратили внимание на этот пункт, во-первых, потому, что их представления о прикладной науке связаны с ее традиционными центрами — сохранившимися отраслевыми НИИ советской эпохи, а во-вторых, потому, что широкая научно-техническая общественность до сих пор плохо представляет себе содержание НТИ.
Мы попросили прокомментировать этот пункт паспорта Арсена Гареева, руководителя группы развития региональных экосистем РВК, которая является проектным офисом НТИ:
— Задача создаваемых центров НТИ апробировать такую модель управления научными исследованиями, которая позволит оперативно транслировать результаты фундаментальной науки в конкретные рыночные продукты. Каждый из них представляет одну из «сквозных» технологий, которые имеют потенциал применения для нескольких рынков Национальной технологической инициативы. Среди них большие данные, искусственный интеллект, сенсорика, робототехника, управление свойствами биологических объектов и другие.
Двенадцать центров созданы на базе ведущих вузов, включая МФТИ, СПбПУ, МГУ, ИТМО, и два на базе научных организаций — Института проблем химической физики РАН и Института биоорганической химии РАН.
Центры ведут исследовательскую и образовательную деятельность в консорциуме с технологическими компаниями. Их задача в том, чтобы участвовать в определении приоритетных направлений исследований, выступать в качестве заказчиков исследований, покупателей прав на использование результатов интеллектуальной деятельности.
Важнейший пункт президентского указа — создание не менее 15 научно-образовательных центров (НОЦ) мирового уровня на основе интеграции университетов и научных организаций и их кооперации с организациями промышленности. Важнейший, во-первых, потому, что, как заметил Валерий Кагадей, «сегодня между наукой и промышленностью существует не только институциональный, но и ментальный разрыв, и его нужно преодолевать».
А во-вторых, потому, что он предполагает серьезное, может, даже радикальное изменение структуры организации науки и образования, а это значит, что его реализация требует особой тщательности. Но в этом решении о создании НОЦ, по мнению Виктора Авдеева, не хватает проектов, под которые они создаются. «То, что у нас решили идти по пути создания НОЦ, — замечательная идея. Объединение усилий науки, образования и промышленности определенно даст синергетический эффект, но только если это объединение произойдет под какие-то конкретные проекты, под задачи, которые ставит страна перед наукой и промышленностью. Именно проекты должны определять направление деятельности НОЦ и развитие индустрии. Проектов пока нет, а наука должна быть структурирована именно под них».
Правда, академик РАН Наталья Иванова, первый заместитель директора Института мировой экономики и международных отношений РАН, напоминает, что НОЦ уже создавали лет десять-пятнадцать тому назад, когда уже были программы интеграции науки и образования. «Я сама создавала три НОЦ, потому что это была для нас зачетная позиция. Мы сотрудничали с экономическим факультетом МГУ, с Новосибирским университетом заключали какие-то договоры про НОЦ, на которые была потрачена масса времени. Но я не слышала, что это кому-то что-то большое дало».
«К сожалению, прикладная наука оказалась за границами интересов авторов проекта. В то время как необходимо выстроить целостную национальную научно-инновационную систему, которая включает в себя и фундаментальную науку, и поисковую, и прикладную»
А Виктор Авдеев удивлен тем, что в проекте «Наука» не учтен Закон «Об инновационном и научно-технологическом развитии образовательных и научных организаций», первоначально называвшийся Законом «О научных долинах», который, по его мнению, «является готовым инструментом по созданию НОЦ, поскольку в нем, собственно, и предусмотрена интеграция научных, образовательных и производственных организаций».
Виктор Авдеев задается вопросом: должны ли в создании НОЦ принимать участие только крупные предприятия и корпорации? И сам на него отвечает: «Конечно, надо привлекать и средний бизнес, тех же национальных чемпионов, среди которых уже есть несколько потенциально крупных игроков. Их только надо поддержать. Это люди, которые выросли, несмотря ни на что. Это высокотехнологичный бизнес. И они заряжены на развитие, что не всегда присуще крупным корпорациям».
Многие наши респонденты вспомнили о научно-производственных объединениях советского времени и предложили изучить их опыт при создании НОЦ. Например, очень важен опыт Зеленоградского научного центра, который фактически представлял собой НОЦ.
Все наши респонденты отметили слова академика Хохлова из того же интервью о том, что «еще меньше ясности — “центры мирового уровня”. Что такое центры мирового уровня? Это юридическое лицо, или это подразделение внутри юридического лица, или это что-то еще?»
Они также отмечают неопределенность самого термина «научные центры мирового уровня». Как сказал академик Литвак, «создание научных центров мирового уровня включено в паспорт проекта, но не определено их содержание: идет ли речь о поддержке уже существующих научных организаций, ведущих исследования на мировом уровне, и о придании им нового статуса научных центров или о создании новых научных учреждений. В России немало институтов, работающих на мировом уровне, и было бы правильно определить на основе конкурса предлагаемых комплексных проектов организации, заслуживающие адресной поддержки».
Академик Иванова тоже считает, что с созданием центров мирового уровня много неясного: «Как можно понять, они могут создаваться на основе отдельных частей существующих организаций. Например, если речь идет о создании такого центра по проблемам климата, то можно взять одну лабораторию от нас, одну из ЦЭМИ, одну из Института океанологии и создать такой центр. Но каждый из этих институтов сам по себе уже мировой центр, насколько правильно их дробить? Может, можно найти другие формы?»
По мнению Владислава Клочкова, «важно, чтобы в области прикладной науки научные центры были межотраслевыми, а не создавались по старому отраслевому принципу. И при формировании таких центров нельзя терять потенциал существующих отраслевых НИИ. Важно, чтобы и новые центры, и существующие работали по единому согласованному стратегическому плану».
«Создание научных центров мирового уровня включено в паспорт проекта, но не определено их содержание: идет ли речь о поддержке уже существующих научных организаций, ведущих исследования на мировом уровне, и о придании им нового статуса научных центров или о создании новых научных учреждений»
В указе президента и в паспорте проекта особый акцент сделан на создание математических центров. По мнению академика Паршина, «при организации международных математических центров в России действительно абсолютно необходимо учитывать опыт работы математических центров ведущих стран. Но вызывает удивление выбор разработчиками проекта институтов референтной группы — к математике имеют отношение только два из них: выдающийся Institute for Advanced Study из Принстона и институт среднего уровня Centre de Recerca Matemàtica из Барселоны».
Подобный выбор, по мнению академика Паршина, говорит о том, что документ необходимо доработать, и он приводит собственный список институтов, опыт которых следует учитывать при обзоре мирового опыта: Institute for Advanced Study (Принстон, США), Isaac Newton Institute for Mathematical Sciences (Кембридж, Великобритания), Mathematisches Forschungsinstitut Oberwolfach (Обервольфах, Германия), Institut Henri Poincaré (Париж, Франция), Max-Planck-Institut für Mathematik (Бонн, Германия) и другие.
Академик Иванова отметила, что создание научных центров мирового уровня невозможно без создания цифровой инфраструктуры науки: «Это задача государственного масштаба, а у нас не оцифрованы архивы, не оцифровано наследие, причем и в гуманитарной, и в естественно-научной сферах, не оцифрованы журналы в глубину времени. При том что на Западе уже все журналы оцифрованы от первого номера до последнего и выпускаются в обоих вариантах. Я уж не говорю о цифровых библиотеках. Пример сгоревшего ИНИОНа просто вопиет. А не дай бог что-нибудь еще сгорит».
Все наши респонденты обратили внимание, что достижения российских ученых в паспорте проекта опять предлагается мерить на основе библиометрических и других численных показателей. По мнению Натальи Ивановой, «особенно большой проблемой подобные численные показатели представляют для представителей социальных и гуманитарных наук, занятых исследованиями, связанными с Россией. Как, например, журналу “Русский язык” входить в Web of Science и в Scopus? И нужно ли это? Если же говорить о публикациях в иностранных журналах, особенно по политологии, социологии, философии, то здесь могут возникать проблемы в силу полного несовпадения координат идеологических установок и систем ценностей».
А академик Литвак отмечает, что «паспорт проекта “Наука” перегружен большим количеством немотивированных числовых показателей, часто вызывающих удивление. Приведу для пояснения лишь один из таких примеров, свидетельствующих о плохом понимании содержания научной работы: обновление материальной базы на 20 процентов должно в том же году сопровождаться увеличением числа публикаций на те же проценты».
И добавляет: «Понятно, что такой способ оценки научных достижений наиболее удобен с формальной точки зрения, но я, как и большинство людей в науке, не считаю библиометрические показатели главным критерием эффективности научной работы, замещающим оценку экспертов (против библиометрии есть даже специальные заявления ряда уважаемых зарубежных академий наук)».
Валерий Кагадей считает, что в проекте «Наука» необходимо увязать результаты научных исследований с экономическими результатами развития страны: «В указе президента есть цель стать пятой экономикой мира по “экономике”. Чтобы достичь этой цели, нужны не столько статьи и патенты, сколько новые научные знания, внедренные в реальную экономику, овеществленные в продажи востребованных рынком продуктов. В паспорте проекта есть показатели по числу внедренных в промышленность технологий, но нет ни одного показателя по экономическому эффекту от их внедрения».
Итак, подводя итоги наших обсуждений, отметим, что все наши респонденты приветствуют сам факт появления такого проекта, но отмечают келейный характер его обсуждения, который, как показывает опыт предыдущей реформы, приводит к неустранимым ошибкам при ее осуществлении. По их мнению, в проекте уже есть неясности и противоречия, которые требуют устранения или, по крайней мере, разъяснения.
Респонденты считают важной новацию по созданию научно-образовательных центров, но обращают внимание, что нечто подобное сделать уже пытались, но идею забросили, поэтому имело бы смысл проанализировать причину неудачи. А главное, и теперь непонятно, ради чего они создаются, — ведь нет проектов, которые они должны реализовывать.
«Понятно, что такой способ оценки научных достижений наиболее удобен с формальной точки зрения, но я, как и большинство людей в науке, не считаю библиометрические показатели главным критерием эффективности научной работы, замещающим оценку экспертов»
Неясна нашим респондентам и идея центров мирового уровня: что под этим понимается, как они соотносятся с существующими институтами, которые и так являются такими центрами.
Недостатком проекта наши респонденты считают также перегруженность его цифровыми показателями и возвращение к оценке труда ученых на основе библиометрических показателей, от которой отказались в большинстве стран — лидеров современной науки.
В первую очередь они отмечают сохраняющуюся ведомственную разобщенность науки — в частности, отсутствие в проекте связи с прикладной наукой и экономикой. Хотя создание центров НТИ говорит о стремлении авторов проекта такую связь создать, но вне традиционных ее центров. А ведь, как заметил Валерий Кагадей, «одна из задач проекта должна состоять в том, чтобы замкнуть цепочку “наука — экономика”».
Телефоны:
(8722)
67-06-20
(8722)
67-06-11
Факс:
(8722)
67-49-65
Председатель ДФИЦ РАН
Муртазаев Акай Курбанович